Голос - Страница 40

К оглавлению

— А что в портфеле?

— Пластинки. Старые, некоторые вообще виниловые, как и те, которые мы нашли в подвальной комнате.

— Ты имеешь в виду пластинки Гудлауга?

— Мне так показалось. Не много. Среди других пластинок. Завтра все сам увидишь.

— Значит, он охотился за пластинками Гудлауга.

— Возможно, он украсил свою коллекцию, — предположил Сигурд Оли. — Увидимся завтра утром в участке?

— Нам надо взять у него анализ слюны, — напомнил Эрленд.

— Я займусь этим, — заверил его Сигурд Оли и попрощался.

Эрленд спрятал телефон в карман.

— Он признался? — спросил директор. — Да?

— Не помните, вы не видели его раньше в отеле? Генри Уопшот. Из Великобритании. Около шестидесяти лет. Мне этот тип сказал, что впервые приехал в Исландию, но, как выяснилось, он и раньше останавливался в этом отеле.

— Не припомню человека с таким именем, — отозвался директор. — У вас есть его фотография?

— Мне бы нужно ее раздобыть. Чтобы выяснить, кто из служащих знал его. Может, кто-нибудь вспомнит этого человека. Хоть какие-то мелочи.

— Будем надеяться, что вы скоро закончите это дело. — Директор тяжело вздохнул. — У нас пошли отказы вследствие убийства. В основном от исландцев. Иностранцы пока не очень в курсе. Но в ресторане стало меньше посетителей, и количество забронированных мест тоже сократилось. Мне не следовало разрешать ему жить здесь. Вот к чему приводит человеческая доброта. Проклятая мягкосердечность.

— Она из вас прямо-таки сочится, — заметил Эрленд.

Директор уставился на него, не зная, как расценивать это высказывание, но полицейский инспектор не обратил на это никакого внимания. Начальник отдела криминалистики вышел в коридор, поприветствовал директора отеля и отвел Эрленда в сторону.

— Здесь все такое же, как в любом другом небольшом двуспальном гостиничном номере в Рейкьявике, — доложил шеф криминалистов. — Ножа на тумбочке не оказалось, если ты на это надеялся, да и окровавленной одежды в сумке нет, никаких признаков того, что он контактировал с убитым в подвале. Тут просто масса отпечатков пальцев. Но очевидно, что гость решил смыться. Он оставил номер в таком состоянии, будто просто спустился в бар. Электробритва воткнута в розетку. Запасные ботинки стоят на полу вместе с тапочками, которые он привез с собой. Пока ясно одно — человек торопился. Он собирался бежать.

Криминалист вернулся в номер, а Эрленд подошел к директору.

— Кто отвечает за уборку коридора? — спросил он. — Кто наводит порядок в комнатах? Этажи делят между уборщицами или уборщиками?

— Я точно не знаю, кто какой коридор убирает, — сказал он. — Но парни такой работой не занимаются. В силу разных причин.

Он произнес последние слова с сарказмом, будто уборка естественным образом является женской работой.

— И кто же эти уборщицы? — добивался Эрленд.

— Вот, к примеру, девушка, с которой вы уже беседовали.

— Девушка, с которой я уже беседовал?

— Которая обнаружила в подвале покойника, — уточнил директор. — Горничная, которая нашла убитого Деда Мороза. Это, кстати, кажется, ее коридор.

Когда Эрленд поднялся к себе в номер двумя этажами выше, в коридоре его ждала Ева Линд. Девушка сидела на полу, опершись о стену, уткнув подбородок в колени. Эрленд подумал, что она спит. Но когда он приблизился, Ева посмотрела вверх и выпрямила ноги.

— Черт меня подери, таскаться в этот отель, — проворчала она. — Ты не собираешься перебраться домой?

— Начинаю думать об этом, — ответил Эрленд. — Мне тоже надоело это заведение.

Он сунул карту в щель на дверной ручке, и дверь открылась. Ева Линд поднялась на ноги и прошла за ним в номер. Эрленд закрыл за ней дверь, и Ева бросилась с ногами на кровать. Эрленд присел к столу.

— Как продвигается кейс? — спросила Ева, лежа на животе с закрытыми глазами, будто собиралась заснуть.

— Еле движется, — ответил Эрленд. — И перестань использовать все эти английские «кейсы». Почему бы просто не сказать: «Как идет расследование?»

— Не парься, чувак, — отозвалась Ева Линд, все еще не открывая глаз. Эрленд усмехнулся. Он смотрел на свою дочь, лежащую на кровати, и размышлял, каким воспитателем он для нее был. Возлагал ли он на нее большие надежды? Записал ли он ее в свое время на занятия балетом? Побуждал ли к игре на пианино? Мечтал ли о том, что она станет маленьким гением? Побил бы он ее за то, что она уронила бутылку с ликером на пол?

— Ты тут? — спросила она.

— Да, здесь, — устало ответил Эрленд.

— Почему молчишь?

— А что тут скажешь? Зачем все время разговаривать?

— Ну, к примеру, чтобы рассказать, что ты делаешь в этом отеле. Серьезно.

— Я не знаю. Мне не захотелось возвращаться к себе в квартиру. Такая вот маленькая перемена.

— Перемена? Какая разница, торчать одному в этом номере или у себя дома?

— Хочешь послушать музыку? — предложил Эрленд, пытаясь замять тему.

Он начал излагать Еве Линд ход расследования шаг за шагом, чтобы самому получить какое-то общее представление. Он рассказал ей о горничной, которая обнаружила Деда Мороза, заколотого ножом, и о том, что в свое время этот человек был необычайно многообещающим хористом, а выпущенные с его пением две пластинки разыскиваются коллекционерами. Исключительный голос.

Он достал пластинку, которую еще не слушал. На ней были записаны два псалма. Пластинка, скорее всего, была выпущена к Рождеству. На конверте был изображен Гудлауг в шапке Деда Мороза. Мальчик улыбался во весь рот. Ирония судьбы, подумал Эрленд. Он включил проигрыватель, и детский голос разлился по комнате, наполняя ее звуком, полным любви и печали. Ева Линд открыла глаза и села на кровати.